Ванька-ротный - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

В наших огневых взводах, нужно сказать, простых солдат-стрелков не было. Нас комплектовали специалистами орудийных и пулемётных расчётов. Среди наших солдат были командиры орудий, пулемётных расчётов, наводчики, заряжающие, оружейники, телефонисты. Годами все солдаты были не молоды. Средний возраст их составлял сорок лет. Были во взводе два-три молодых паренька, они выполняли обязанности подносчиков снарядов и патрон.

Нашей части присвоили номер, и она стала называться 297-ой отдельный арт-пуль батальон УРа Западного фронта. Мы должны были занять огневые бетонные ДОТы укрепрайона, протянувшегося от Ярцева до Осташкова. Нам этого не говорили, мы этого и не должны были знать.

Р-В линия обороны РФ на схеме "Восточный фронт на 02.10.1941 года.

Прошло несколько дней в роты прибыли офицеры запаса. Появился и наш командир роты старший лейтенант Архипов. Ему было тогда около тридцати. Архипов был среднего роста, волосы русые, лицо простое, открытое. У него была добрая улыбка. Но улыбался он не всегда, чаще был сосредоточен и занят делами роты. Он был кадровый офицер и прибыл в наш батальон из другой воинской части. Движения и речь у него были спокойными, команды и приказы он отдавал негромко, без крика. Он вроде не приказывал, а как будто просил. Сначала это было непривычно. На нас прежде орали и от нас требовали подавать команды зычным голосом, а тут был простой деловой разговор. Вскоре мы перестали суетиться, вертеться на каблуках и козырять навытяжку. Его исключительное спокойствие и в первую очередь рассудительность передались нам, и было неудобно подходить к нему чеканным шагом, шаркать ногами и стучать каблуками, как этого требовали от нас в училище.

Вся фигура Архипова и его внимательный взгляд говорили о том, что на войне нужна голова, а не строевая выправка. Дисциплина не в лихости и не в ухарстве, а в простых русских словах, без надрыва и крика. Вот что теперь должно было войти в нашу жизнь. На войне не нужно будет козырять, и бить каблуками. На войне нужна стойкость и выдержка, терпение и спокойствие, точное выполнение приказа и команды. На войне тебя солдат должен понимать с полголоса.

В один прекрасный день нам привезли и выдали каски. Командир роты вызвал нас к себе и сказал:

— Приучите солдат носить каски! И не на заднице на поясном ремне, а на голове, как положено бойцу по уставу. Вижу, ходят они и бросают их, где попало.

Солдаты были сугубо гражданские лица. За обедом и в курилке у них рука тянулась под скулы. Было всё время желание ослабить ремешок.

— Вот когда с котелком они будут управляться, не снимая каски, — считайте, что вы их уже приучили!

Со дня на день ожидалась отправка на фронт. На учебных площадках училища мы обучали солдат штыковому бою — колоть штыками и работать прикладами.

— Нам это не нужно, товарищ лейтенант! Мы будем, как финны, в ДОТах сидеть.

Я им не возражал, но всё же сказал:

— Без физических упражнений немыслима одиночная подготовка бойца. Без тренировки физических данных солдат не солдат!

— Ну, если как учебные, то давай командуй, нам лейтенант!

Уже с первых шагов они решили опробовать и прощупать меня. Они хотели узнать, насколько я упорный и придирчивый или покладистый и уступчивый. Солдат всегда норовит всё знать наперёд. Я не обрывал их окриками и спокойно требовал выполнения команд. Они нехотя подчинялись, но каждый раз старались отлынить, шла проба сил. В конце концов, я им сказал:

— Вы призваны в действующую армию и обязаны выполнять то, что от вас требуют. Кто будет отлынивать, и сопротивляться тихой сапой, я вынужден буду на тех подать рапорт для отчисления в пехоту! Последние мои слова подействовали на них исключительно проникновенно.

***

И вот настал день отправки на станцию и погрузки в эшелон. Роты построились в походную колонну и знакомая, мощенная булыжником дорога под грохот солдатских сапог, поползла назад. Повозки, груженные фуражом, продовольствием, амуницией и боеприпасами, стуча и пыля, потянулись на станцию вслед за ротами. За ними повзводно зашагали солдаты. Взвод за взводом, рота за ротой уходили на войну. И теперь эта узкая мощеная дорога вокруг Сенежа стала для нас началом неизвестного пути.

Смотреть на солдат было грустно и весело. Здесь действовал какой-то пестрый закон живой толпы. Одни шли легко, шустро и даже весело, другие наоборот, шли понуро, устало и нехотя. Одни торопились, вырывались из строя куда-то вперёд, другие наоборот, едва по земле волочили ноги.

Тут одна мощеная булыжником дорога — в сторону не свернёшь. День был жаркий и душный. Некоторым из солдат скатки шинелей с непривычки терли и жгли шеи, и они без конца их перекладывали на плече и вертели головами. Из-под касок по вискам и щекам сбегали струйки пота. Гимнастерки на спине быстро намокли от пота и потемнели. Одни из солдат под тяжестью ноши шли молча, ни о чём не думая. Другие наоборот, переговаривались, шутили, радуясь, что покончили со старой жизнью. У третьих на потном лице выражалась тоска, и они мысленно хоронили себя, прощаясь с родными и жизнью. Разные, видать, были в походной колонне одетые в солдатскую форму люди. Тут были прямые и сильные, были и сгорбленные, как на похоронах. Живой поток солдат покачивался над дорогой. Он то расплывался на всю ширину до обочины, то, сгрудившись около выбитой ямы, топтался на месте.